Валентина Петровна Прилашкевич – ветеран войны и труда – награждена за доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной войны. В июне этого года она встретила свой 95-летний юбилей.
Валентина Петровна родилась в местечке Любавичи Руднянского района, там пережила все горести и радости, что приготовила жизнь. Три года назад женщина переехала в Игоревскую к дочери, повесив замок на свой любимый дом в Любавичах. Валентина Петровна называет родной уголок «местечком», так раньше оно именовалось всеми жителями, сейчас Любавичи имеет статус деревни. До войны в нем было шестьсот домов, большинство жителей — евреи, которые держали свои лавки.
Под фашистским надзором
Родители — Петр Прохорович и Зинаида Порфировна — работали в колхозе, воспитывали трех дочерей. Вера — младшая, а Валя и Клава — старшие сестры-близнецы. До войны девочки успели окончить шесть классов, а потом Любавичи «накрыла» война. Отец ушел на фронт. Когда немец был уже «на пороге», снаряды один за другим стали обрушиваться на деревню. Немцы, как природная стихия, неслись неудержимым потоком. Людей загнали в церковь, а сами грабили дома.
Захватчики оккупировали местечко уже в июле 1941 года.
Спустя двое суток люди вернулись в свои родные дома, каждый день проживая в стрехе и тревоге под натиском немецко-фашистских захватчиков.
Утром двадцать пятого мая 1942 года объявили общее собрание — всем быть на площади в два часа дня.
— Мы пришли, полицай стал называть имена, среди них — сестры нашего папы — Лидия и Василиса. У Лидии было трое детей — Зоинька, Володенька и немой Гришенька, а у Василисы двое — Володя и Виктор.
«Рублёвы!» — прокричали. Это наша девичья фамилия, — объясняет Валентина Петровна. — Мы вышли из толпы, тут к полицаю подошел сын бургомистра Стёпа, и что-то шепнул ему на ухо. Стёпа ухаживал за нашей двоюродной сестрой, и это было нашим спасением — нас отсортировали в другую сторону. В списке было двадцать семь имен — семьи коммунистов и семьи тех, кто хоть малость связан с партизанами. Их оставили на площади, а нам приказали: «Идите по домам и не оглядывайтесь!»
Тетя Лида прокричала, уходя: «Прощайте, родные! Нас, наверное, в плен увезут. Больше не увидимся».
Всех названных загнали в сарай и закрыли до вечера. Утром папа с третьей сестрой Лизой пошли искать сестер, в полутора километрах от деревни в противотанковом рве была свежая могила. Зоинька лежала сверху… Ей был всего лишь третий год, прелестная девочка, к нам приходила и нашей маме щебетала: «Бабушка, посмотри, какая я красивенькая, меня немцы не убьют».
Василиса пыталась спасти детей, велела бежать, Володя побежал, но пуля догнала его, — дрожащим от слез голосом рассказывает ветеран.
С евреями в Любавичах расправлялись без разбору, зверски истреблялись все — женщины, дети, старики. Сначала еврейское население переселили на одну улицу, а потом партиями расстреливали.
— Я, моя Клава и две наши подружки шли мимо церкви, а из нее полицаи выгоняли евреев на расстрел. Нас поймали, заставили стоять и смотреть. Выходящие по очереди выгребали карманы, снимали драгоценности. Красавица еврейка по имени Рахиля встала и прокричала: «Как не жить нам на свете, так не быть вам у власти». Ее ударили прикладом, а мы сорвались с места и до самого дома бежали без оглядки, — вспоминает Валентина Петровна.
Осенью 1943 года Руднянский район был освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Они уходили, оставляя за собой развалы и пепелище, в Любавичах из шести сотен домов уцелело лишь четыре. Зима на подходе, а люди остались без крова над головой. Семья Рублевых жила в сторожке у церкви вместе с еще четырьмя семьями — в голоде и холоде.
Мама Зинаида Порфировна оберегала дочерей, всегда была рядом, а потом и Петр Прохорович вернулся с фронта.
— Мы с папой ходили в деревню Ларовка, что за девять километров от нас, там солдатские землянки из бревен были оборудованы. Папа выхватит бревно, мы привяжем к тачке и тянем до самой деревни, и снова обратно идем. И так покуда хватит сил, а их было мало, потому что голодали. Наберем на поле колосков, мама их посушит, перемелет на жерновах и напечет лепешек. Наедимся и опять трудиться. Так мы навозили бревен и построили себе хатку-пятистеночку, — продолжала долгожительница.
Война закончилась, юная Валентина пошла работать в местную артель, где штопали одежду с фронта, а Клава стала разносить почту. Жизнь начинала принимать правильное очертание.
Реабилитация: не штрафник, не дезертир
Отец Валентины Петровны попал в плен, он в числе нескольких тысяч пленных русских солдат шел по направлению к Орше. Вокруг конвой — немцы с собаками. Петр Прохорович держался рядом с товарищем, которого звали Чихан. Позже его убили, и мужчина задумал побег, он хорошо знал, что перед Оршей кругом леса.
— Папа мой небольшого роста был, крутый такой (значит «крепкий» — прим. автора), прошел с километр, видит — лес с одной и с другой стороны и давай удирать. Бежал змеей, немцы преследовали до леса, в лес не пошли, только стреляли вслед. Потом утихли. Пленных погнали, собаки стали лаять тише и реже. Он забрался под большое поваленное дерево, просидел ночь, а утром пришел в ближайшую деревню, где местные дали ему одежду.
Домой папа наш пришел ночью двадцать пятого мая, перед тем самым собранием на площади, — вспоминает Валентина Петровна.
Бывших военнопленных считали штрафниками, дезертирами, предателями. Петру Прохоровичу, чтобы вернуть доверие, нужно было выполнить задание командования — привести немца. «Охота» длилась два дня, немца поймали и привели в контору. С Петра Прохоровича сняли штрафы и отправили на фронт. Отслужив, он целым и невредимым вернулся домой, прожив с семьей до шестидесяти четырех лет.
Жизнь, как она есть
У семьи Рублевых сосед был важным и нужным человеком в Любавичах — председателем сельсовета, он-то и предложил юной Валентине работу в школьном ларьке. Девушка сомневалась, мол, алгебру плохо знаю, но, приступив к делу, не подвела. Проработала в ларьке пять лет, пока не перевели в буфет — торговую точку от большого ресторана в Рудне. Двадцать трудовых лет Валентина Петровна отдала торговле в буфете на должности заместителя.
Работала ответственно, добросовестно, чему свидетельствуют отметки в трудовой книжке о том, что Валентине Петровне дважды объявлена благодарность от Руднянского объединения общепита за выполнение годовых показателей.
— Буфет все называли чайной. Однажды вот что случилось: пришел ко мне в чайную мужчина пообедать. Я за прилавком, обслужила, как надо, а он по уходу просит книгу жалоб. «Чем я вас обидела?»- спрашиваю. А он грубо: «Дайте, мне надо!» И написал: «Прошу вынести благодарность Прилашкевич Валентине Петровне за культурное обслуживание покупателей. Герой Советского Союза Егоров.» У меня чуть земля из-под ног не ушла от такой неожиданности, — смеется женщина.
Устав от торговли, Валентина Петровна пошла в местную больницу в поисках работы. Приняли на кухню, где дослужилась до старшего повара, отработала пятнадцать лет и ушла на пенсию.
Замуж Валентина Петровна Рублева не торопилась, хотя кавалеры хвостом ходили. В двадцать восемь лет стала женой Владимира Ивановича Прилашкевича. Через неделю после свадьбы его на три года забрали в армию. А Валентина с отцом строили тот самый дом, который и сейчас ждет ее в Любавичах. Супруги жили дружно, много работали, держали большое хозяйство, огород, у них родилось двое детей — сын Александр и дочка Марина. Сын живет в Смоленске, а дочка перебралась в Холм-Жирковский район. В Игоревскую приехала по распределению, перед ней стоял выбор — ехать в Рудню или в Холм-Жирковский. Марина выбрала второе, мол, название района красивое.
На семью свалилось несчастье — Владимир Иванович заболел. Валентина Петровна овдовела больше тридцати лет назад. Про мужа долгожительница вспоминала много и всегда по-доброму.
Она поделилась историей, которую очень любят ее внуки, и просят рассказать «на бис»: «Как-то Володя получил зарплату, пришел в чайную и говорит мне:
— Валенька, на мою получку, а то друзья набегут и не станет ее.
А я приметила, что из-под шапки десять рублей торчит (купюра с изображением В. И. Ленина).
— Сколько ж получил, Володенька? — интересуюсь.
— Сто рублей.
— Ей богу больше.
Он в ответ давай креститься левой рукой, мол, не вру. Я подошла ближе и говорю: «Дядя Ленин сказал, что ты получил сто десять рублей», и хвать бумажку из-под шапки».
Незримая связь: больше, чем сестра
С Валентиной Петровной всегда были рядом многочисленные члены ее семьи — дети, внуки и сестра Клавдия.
Не зря говорят, что близнецы связаны невидимыми нитями и с трудом представляют жизнь друг без друга. Валентина и Клавдия как две половинки одного целого, всегда были вместе.
Клавдия работала кассиром сберкассы, вышла замуж за артиста Григория, у них трое детей — Геннадий, Татьяна и Ольга. Григорий пятнадцать лет работал в Одессе, приехал в Любавичи, влюбился и остался на всю жизнь.
Война забрала у сестер юность, но они не очерствели душой, не потеряли жизнерадостность и любовь к жизни. Валентина и Клавдия имеют хорошие голоса, двадцать пять лет были певчими в церкви и самыми активными участницами творческой самодеятельности в местном доме культуры. Они были заводилами, яркими огоньками на любом празднике, будь то свадьба или будничные вечерние посиделки.
— Ох, какие мы ставили концерты! Ездили выступать по деревням, пели, танцевали, не боялись любой роли в драматических сценках. Гулянка где-нибудь собирается, спрашивают: «А Рублевы будут? Тогда идем». Мы веселые и простые.
Отец наш был гармонистом, и нашу семью прозвали РССР, что расшифровывается как «Рублево собрание собирается рано». Вечерами у нас собирался народ, отец играл, а мы плясали.
Мы ведь с Клавой одно лицо. Ох, и намучились, — смеется Валентина Петровна. — Сегодня меня парень провожает, завтра он провожает Клаву. Парни потом стали говорить: «Девки веселые, трудолюбивые, но «с приветом», что ей говорил вчера она сегодня уже забыла».
Клавдия овдовела вскоре после Валентины, а потом сестры стали жить вместе. В одном доме собирались самые родные — дети и внуки с семьями, и тогда яблоку упасть было некуда (только у одной Валентины Петровны четверо внуков и шесть правнуков!).
Сестры жили долго и дружно, пока у Клавдии не случился инсульт. Ее забрали дети, а Валентина, не выдержав одиночества, переехала к дочери. Она очень переживает и жалеет сестру, скучает и тоскует, будто отняли частичку ее самой…
Валентина Петровна в своем солидном возрасте сохранила удивительную ясность ума и хорошую память. Бодрая, веселая, доброжелательная, она в первые секунды общения располагает к себе. Она не жалуется на нелегкую жизнь: «Детство было бедное, жизнь пронеслась так быстро, как во сне, но я ни на что не обижаюсь».
Виктория СМИРНОВА
