На Михайловых всё держится

В этом году наша страна будет отмечать 75-летие со Дня Победы в Великой Отечественной войне. В нашей стране, наверное, нет ни одной семьи, мимо которой прошла эта война. С каждым годом становится всё меньше участников войны, тружеников тыла, людей, которые видели войну своими глазами. Как жилось людям в тылу, я знаю не из книг, а из рассказов очевидцев. Об этом мне рассказывала моя бабушка Иванова Нина Макаровна, которая в военный период была совсем ребёнком, но хорошо помнила, как в их доме жили немецкие солдаты. Вторая моя бабушка Михайлова Вера Васильевна в войну растила пятерых оставшихся в живых детей как своих родных. Поэтому для нашей семьи Победа – это не только огромнейший героизм людей, которые участвовали в борьбе с врагом, но и безмерный труд людей, находившихся в тылу.

Вечерело, когда Вера Васильевна пришла домой. Весь день теребила лён. Сняв в сенцах серый от пыли платок, повесила на перекладинку и стала умываться.

«Небось, опять Лида целыми вёдрами таскала, — подумала она о дочери, зачёрпывая ковшом воду из наполненного до краёв зелёного бака. – Всё норовит разом захватить. А какая силёнка в одиннадцать-то лет…»

Рядом с умывальником на крючке висело расшитое яркими петухами полотенце. «Не забыла повесить».

В избе было прибрано. Пахло свежевымытым полом. Как всегда, к приходу матери младшие дети старались сделать всё необходимое по хозяйству. Теперь они все трое – Лида, Коля и Юра – сидели за столом и готовили уроки.

— Маманя! – Лида бросилась к матери.

— Ну как вы тут, управились без меня? – ласково спросила Вера Васильевна, положив на плечи дочери тяжёлую руку.

— Мы только печку не растопили: тебя дожидаемся. А так всё готово, — ответила Лида.

На загнетке стоял чугун начищенной картошки, у порога лежала охапка дров.

За перегородкой раздался надрывный кашель.

— Мамань, а Юрка сегодня за лекарством для папки в Боголюбово бегал, — шепнула Лида.

В дверях показался Дмитрий Михайлович. Жена тревожно взглянула на него. Уловив испуг в её глазах, Дмитрий Михайлович постарался успокоить жену. Бывалый солдат не любил жаловаться, хотя старые раны частенько напоминали о себе.

А вскоре в доме жарко топилась печь, пахло жареным салом. Лида собирала на стол. А Вера Васильевна, успев подоить корову, цедила в крынки молоко. Поздно вечером, догладив ребятам рубашки, она присела у стола, подписала их дневники.

Старенькие настенные часы пробили двенадцать. Вера Васильевна подтянула гирю, оторвала листок с календаря.

«11. Воскресенье» — глянул на неё завтрашний день. «Одиннадцатое сентября… — перечитала она. – Неужели прошло 25 лет? Да». Волной нахлынули воспоминания…

…Фронт тогда был совсем близко – в нескольких километрах от Божонки. От разрывов снарядов лопались в хатах стёкла. Днём над деревней летали вражеские самолёты. Слышно было, как ночами по большаку передвигались воинские части, шли машины, танки. Каждый день из Божонки кто-то уходил на фронт. Пришёл черёд  и Дмитрия Михайловича Михайлова.

Ранним сентябрьским утром проводила его Вера Васильевна. Дождь то переходил в сизо-белый туман, то начинал с силой хлестать по брезентовому плащу, которым они с мужем прикрывались, сидя в кузове колхозного грузовика…

Прощались у разъезда. Вдали, со стороны Игоревской, полыхало зарево. Глухо, тревожно шумел лес, плотной стеной подступавший к станции.

— Трудно тебе, Верушка, будет. Может, младших к моим старикам отвезёшь?

— А кому теперь легко, — ответила Вера мужу. – Что со мной будет, то и с ними.

… Домой пришла, вымокшая до нитки. Только теперь почувствовала, как устала. Тяжело переступив порог, остановилась. Под сердцем вздрогнул, шевельнулся ребёнок. Шевельнулся и затих.

Не раздеваясь, в мокрой одежде, Вера опустилась на лавку. Громко тикали стенные часы – свадебный подарок матери. Дети – один другого меньше – крепко спали…

… С того дня, когда вышла замуж, прошло всего полгода. Митя был вдовцом. Сказала матери и сёстрам, что любит его. Те огорчились:

— Мало, что ли, парней в Божонке? Или ты вековуха какая-нибудь? Неужто молодость свою задумала извести с чужими детьми?

Но любовь пересилила. Майские праздники 41-го года они встречали с Митей в его доме. Как хорошо тогда было…

А недели через три, как проводила мужа, пришли фашисты. Накануне они бомбили Божонку. Из Дёмкиного рва, где Вера пряталась с детьми от бомбёжки, видно было, как рыжие гривы огня взвивались над крышами. Сгорел и дом Михайловых. Вера с ребятишками перебралась в старую заброшенную избу, куда набились потом и другие погорельцы. Там и родила она свою первенькую.

Потянулись дни фашистской оккупации. И среди всех забот и горестей этого страшного времени особенно жгучей была одна: как накормить детей. Вместе с другими женщинами она собирала полусгнившую прошлогоднюю картошку, варила лебеду, крапиву. Подобрала как-то в овраге старую шинель. Сшила из неё штанишки старшим, а из мешковины сделала платьишки девчонкам. Как ни билась, как ни старалась, а всех не сберегла. Двое заболели дизентерией. Вскоре их обоих не стало…

Часы на стенке захрипели, словно собирались пробить, да вдруг осеклись и замолчали.

— Вера, о чём ты? – окликнул муж.

— Так… Вспомнилось, как я тебя на фронт провожала. А потом, как меньшенькие наши двое…

Растревоженная воспоминаниями, Вера Васильевна долго не могла заснуть. Память опять воскрешала одну за другой подробности тех давних лет. Вспомнилось, как три ночи сидела с ребятами в Парфёновском лесу, когда шли бои за их село. Божонка несколько раз переходила из рук в руки. А когда немцев окончательно выбили из деревни, наши солдаты угощали ребят хлебом и кашей.

А потом на пепелищах появились первые срубы изб. Вернулись несколько солдат-инвалидов. Со всех фронтов приходили письма. Почтальона с нетерпением ждали в каждой избе. Ждали и боялись. Ждала и Вера Васильевна. И однажды…

В тот день отбивала Вера бельё на речке за домом. Прибежала Катя, закричала:

— Маманя, нам письмо.

Бросив валек, Вера опрометью кинулась к калитке. Но увидев тётю Пашу, обмерла. По тому, как подала та конверт и опустила голову, будто чувствуя себя в чём-то виноватой, Вера поняла: весть недобрая. «Ваш муж Дмитрий Михайлович пал смертью храбрых в боях за Родину…» — обожгли глаза печатные строки.

         Что было дальше, Вера помнит, как в тумане. Приходил и уходил народ из избы. Родственники, соседи старались утешить. На другой день бывшая партизанка Ефросинья Григорьевна Пузырёва принесла мужнины  сапоги. «Вот, пусть Сергей носит…»

         А к вечеру Вера Васильевна слегла. Ребята как могли ухаживали за ней.

         — Вам нужен покой и хорошее питание. Вы истощены, — сказал фельдшер, осмотрев больную.

         Услышав эти слова, Саша сел на велосипед и помчался в район, в Батурино.

         — Вот, маманя, привёз бутылку масла и полпуда картох, — крикнул он с порога и… осёкся.

         — Откуда всё это? – прошептала мать выцветшими губами.

         — Бабушка с дедом прислали, — нетвёрдо ответил сын.

         И только потом, выздоровев, Вера Васильевна узнала, что свой велосипед Саша обменял на продукты.

         Нужда донимала семью. Как-то субботним вечером пришёл к ним председатель сельского Совета Иван Иванович Крылов.

         — Вера Васильевна, хочу я с тобой поговорить, — нерешительно начал он. – Что если твоих младших в детский дом определить? На время, конечно, пока ты на ноги встанешь… Детям там хорошо будет…

         — Нельзя детей вне школы оставить. В чём они у вас будут ходить? – настаивала и депутат Юлия Борисовна Иванова.

         После долгих уговоров отвезла Вера двух девочек – Раю и Катю – в Овсянниковский детский дом. Вернулась домой и три дня не могла найти себе места от тоски, а на четвёртый помчалась в Овсянниково. Упросила директора Павла Осиповича Трусова отдать детей обратно.

         Постепенно восстанавливался колхоз. В Божонку пригнали ещё одно стадо коров. Вера Васильевна стала получать с фермы молоко для детей. Дали семян, чтобы засеять огород. Привезли ей пуд ячменя. Избу помогли поставить. Все стали учиться. Радостно было ей слушать, как наперебой рассказывали о школе, об утренниках. Об отметках речь велась редко – учились хорошо…

         …Вера Васильевна поправила подушку, легла поудобнее. А память будто высветила из прошлого другую картину: бежит её тринадцатилетний Саша по огороду. Запыхался, глаза сияют, еле дух перевёл:

         — Во, маманя, нашёл, — в потной ладошке стёршийся ремешок и перемазанные в грязи часы.

         Ночью проснулся, чиркнул спичку, поглядел на часы, приложил их к уху: «идут!» — и, довольный, снова уснул.

         Утром долго говорила с сыном, а через час в лавке появилось объявление: «Кто потерял часы, они у меня. Саша Михайлов, пятая хата с краю…»

         — Спасибо, малец. Сто раз спасибо. Не часы дороги – они совсем, считай, бросовые. Память о сыне мила, — говорила пришедшая тогда к ним старушка Арина Никифоровна Козлова.

         И было приятно Вериному сердцу, что сын не шибко на чужое позарился.

         А потом – необыкновенная, ошеломляющая радость. Вернулся домой Дмитрий. Солнечным днём появился он у калитки – худой, поседевший, с рюкзаком за плечами.

         Стал работать приёмщиком льна. Уже вместе с мужем отправили Раю и Таню в техникум, Сергея – в училище, Катю – в институт. Ждали их на каникулы. Не ленились, слали студенты весточки в Божонку, и неизменно в начале письма стояло: «Здравствуй, мама!..»

         И опять начались заботы – семейные и школьные. Сколько раз приходила Вера Васильевна в школу. Учителя всегда понимали её, и она шла к ним, как к своим, близким, за советом, коли трудность какая с детьми бывала. А однажды так расхрабрилась, что даже к празднику заметку в школьную газету принесла. «Моё материнское спасибо вам, учителя» — так выразила она чувства, которые вызывали в ней её советчики и друзья.

         Когда солнце было уже высоко, в избу нагрянули старшие Михайловы:

         — Здравствуй, мама! Готовь корзины, мешки. Картошку тебе выкопаем, пока погода стоит хорошая, — весело проговорил Сергей. – А ты отдыхай. Сегодня воскресенье. Главный зоотехник пусть обед готовит, — улыбаясь, взглянул он на сестру Катю.

         — Если член парткома меня дровами обеспечит, — подмигнула ему Катя.

         И вскоре огород Веры Васильевны наполнился шумом, смехом. Кипела работа. Всей семьёй копали картофель.

         — Как видно, все собрались. Вы посмотрите, сколько их, Михайловых! И все – в мать. Она их главная воспитательница. Даже с виду похожи на неё: белоголовые, голубоглазые, улыбчивые. И по характеру – покладистые, трудолюбивые. Честные, — говорил директор совхоза Герой Социалистического Труда Георгий Тихонович Иванов. – На Михайловых я смело всегда полагаюсь. На таких, как они, совхоз держится. Да только ли совхоз?..

         И как бы продолжая мысль Георгия Тихоновича, директор школы Нина Арсеньевна Крылова заметила:

         — Да и в школе Михайловы всегда выделялись трудолюбием и дисциплинированностью. Мы, учителя, порой даже удивлялись, как Вере Васильевне, почти малограмотной женщине, удаётся найти с детьми такой верный тон, внушить такую к себе любовь.

Марина РАЗУЕВА, г. Смоленск



Вам также может понравиться...