Удивительные встречи порой подкидывает случай. Не то, что «мы ленивы и не любопытны», а в текучке дней порой многого не замечаешь.
Живет тихий, скромный человек, а разговоришься с ним, словно в прошлое окунешься, настолько твой собеседник интересен и самобытен. С Севастьяном Васильевичем Кудрявцевым меня познакомила секретарь районного совета ветеранов Нина Сергеевна Андреева, и повод нашелся – предстоящий юбилей этого скромного человека.
Подошел он к своему девяностолетнему дню рождения, не потеряв интереса к жизни, хотя она у него была не легкой, что называется, «шита суровыми нитками». Имея от природы цепкий ум, он прекрасно помнит события прошлого, людей, живших в нем, анализирует, сравнивает, оттого его рассказ превращается в настоящее повествование.
Род Кудрявцевых ведет свое начало из деревни Нестерово, которую еще называют Слонами. Отец Севастьяна Васильевича уехал в свое время в Питер, работал на заводе, в дальнейшем этот факт сыграет большую роль в дальнейшей его жизни. С началом Первой мировой войны получил редкую тогда профессию шофера. Может быть, так и остался бы он городским жителем, но жизнь распорядилась совсем иначе. В начале двадцатых годов приехал он на побывку в деревню, намереваясь, отбыв отпуск, вернуться опять в город, но отец рассудил: пора жениться, невесту уже сосватали. Взрослый, умный мужчина не мог отцу перечить, остался в деревне. Как повидавшего жизнь, побывавшего в рабочей среде, его стали назначать на различные руководящие должности. Перед самой войной Василий Кудрявцев работал председателем Клемятинского сельского совета. В семье подрастало двое сыновей и две дочери.
— Отец был 1895 года рождения, а на войну его призвали сразу же. Нашей деревне досталось и в 1941 году, и в 1943, когда освобождали. В первый же немецкий налет сгорело полдеревни, — рассказывает Севастьян Васильевич. – В родительском доме разместился немецкий штаб, в нашем распоряжении – печка и чулан. Однажды привели пленного раненого офицера-танкиста, его, наверное, еще и избили. Запомнилось, что он все ругался: «Гады, вы меня бесчувственного из-под танка вытащили, иначе бы вы меня не взяли живым». Какова его дальнейшая судьба, не знаю. Люди тогда другими были, как будто из другого «материала» сделанными.
Моего старшего брата на фронт призвали сразу же после первого освобождения в феврале 1942 года, ему еще и восемнадцати не исполнилось. Так и пошли мальчишки в своей одежонке, разутые-раздетые. Немцы ведь уже все подчистую выгребли. Через какое-то время брат прибежал домой – за комсомольским билетом, который у него был закопан в подполье. Наши пробивались к Нелидовскому коридору, попали в плен, в их числе и брат. До деревни дошел слух, что немцы разрешают забрать матерям пленных, в частности тех, кто в юном возрасте. Мама побежала в Холм, а пленных погнали через Ленино, Ильино в сторону Вязьмы. На следующий день она пошла в Вязьму, вышла утром к вечеру была уже там. Женю она нашла в концлагере, как она ни просила, его не отпустили.
Наши деревенские женщины часто ходили к концлагерю в Холме, надеялись: «А вдруг мой там будет». Но однажды увидели, как немцы застрелили пленного солдата, который хотел набрать воды из ямки за ограждением, так долго не могли заставить себя туда пойти.
Севастьян Васильевич вспоминает, как на подступах к Нестерову погибла в марте 1943 года целая рота, двигалась она от Рудакова. После боев, когда Холм был освобожден, выходили такие же мальчишки, как он, женщины собирать трупы погибших, перевозили их в поселок, где хоронили в братских могилах.
С освобождением района для подростка испытания не закончились. Переболев тифом, слегла мама, и он для нее и сестер стал опорой и главой семьи.
– В колхозе дадут наряд идти в Вязьму за зерном, несу двенадцать килограммов, бросаешь ношу с плеча на плечо, еле доберешься. Хоть какой-то трудодень заработаешь. Написали отцу в армию, все расписали, что и район освободили, и что мама лежит, так командир ему отпуск дал. Окончательно он из армии вернулся в августе 1945-го. Не успел в дом войти, как приходит женщина-председатель колхоза, кладет печать на стол: «Теперь ты командуй». Мама со временем встала, но осталась инвалидом, позвоночник так и не разогнулся.
Колхоз «Свобода», три деревни – Нестерово, Богдаши, Барсово, 43 хозяйства, ни одной общественной постройки, с десяток домов, остальные землянки. Много ли можно в таком хозяйстве заработать трудодней? А все ж как-то выживали. Севастьяна взяли в строительную бригаду, а потом молодого человека послали учиться на комбайнера.
– Я не очень-то люблю говорить о себе, но комбайнер из меня получился хороший, всегда в передовых ходил. Сами комбайны тогда были в диковинку. Сначала работали в МТС, затем колхозы стали объединяться.
Судьба послала ему хорошую спутницу жизни. Татьяне Александровне тоже выпало немало испытаний в войну – голод и холод блокадного Ленинграда, эвакуация по «дороге жизни», работа на военном заводе на Алтае, возвращение в родные края. Так и шли они рука об руку более полувека, деля между собой и радости, и горести, пока смерть супруги не разлучила их.
Как не привязан был Севастьян Васильевич к своей деревне, а пришлось перебираться в Холм. Одно время трудился в школе заместителем директора по хозяйственной части, но решил, что это совсем не то дело, которым он хотел бы заниматься. А вот работу в автоклубе вспоминает с удовольствием, хотя приходилось колесить на «культуровских» автобусах «Кубань» и «Кубанец» по всему району, не считаясь со временем и добираясь до самых отдаленных деревень вопреки бездорожью. Но подвело здоровье, такую хлопотную деятельность пришлось оставить. Тогда он стал электриком, проработав в этой должности больше двадцати лет.
Спрашиваю Кудрявцева о самых счастливых моментах его жизни, он отвечает сразу же:
– Счастье – это когда рождаются дети, такой вывод я сделал, исходя из собственного опыта. А теперь могу добавить: счастье — и во внуках, правнуках. Все они живут далеко, но каждый праздник рядом со мной. Мобильный телефон значительно облегчил жизнь, достаточно нажать кнопку — и услышишь родной голос.
Мы рассматриваем старые фотографии – молодые одухотворенные лица. Родные, друзья… Его сестры стали врачами, как и дочери, получилась настоящая семейная династия.
Как заметил Севастьян Васильевич, люди тогда были иные. Да и сам Кудрявцев иной – из уходящего поколения сельских интеллигентов, не по образованию, а по состоянию души.
Галина ЦВЕТКОВА
